Борис Благовещенский - Сотворение мира. Фантастика. Приключения
Последние несколько лет Таймырова занимали проблемы исследования мышления и процессы, происходящие в человеческом мозге, этом еще во многом непонятном продукте эволюции живой природы. Самым интересным и таинственным был процесс мышления. Что такое мысль? Об этом веками спорили поэты, философы, ученые. Занавес над этой тайной начал приоткрываться с тех пор, как немецкий врач Ганс Бергер, применив кардиограф, впервые записал биото-ки мозга. Последующие исследования ученых показали, что каждая мысль есть совокупность материальных процессов, происходящих в мозге, и сопровождается определенными био-электрическими, а следовательно, и биоэлектромагнитными явлениями. Несмотря на то что сила электромагнитного поля биотоков чрезвычайно мала, последние достижения в области электроники позволяли их уловить и зафиксировать. Аппарат системы Николая Таймырова должен был не только выделить и зафиксировать электромагнитные импульсы человеческого мозга, но и, расшифровав их, дать в словесном виде то, что принято называть мыслью.
Глава третья
Сапиенсатор говорит, что профессор Сухоедов – враг
Таймыров вошел в лабораторию. Створки дверей сошлись за ним автоматически, как в лифте, и раздался еле слышный щелчок электронного замка. Лаборатория Таймырова была закрытой: вход в нее был строго ограничен. Кроме Таймырова, пропуск в лабораторию имели еще два человека. Электронный вахтер был запрограммирован таким образом, что эти двое могли войти внутрь лаборатории только в присутствии ее хозяина.
Таймыров снял плащ и шляпу, повесил их на металлическую вешалку в углу и обвел взглядом помещение. Все находилось на тех же местах, что и вчера, когда он покинул лабораторию после трудового дня. Справа у входа, вдоль стены, стоял стеллаж, заставленный блоками из радиодеталей, многочисленными приборами, мотками разных проводов; на противоположной стене висели три полки с книгами; под ними, у окна, стояло массивное кресло с мягкими подлокотниками, обтянутое черной кожей; в середине лаборатории располагался большой монтажный стол, на котором находился недавно собранный прибор, напоминающий современный осциллограф. Таймыров поднял жалюзи – лампы дневного света на потолке в тот же миг погасли, и лучи утреннего солнца, заполнив помещение, упали на покрытые эмалью стенки и панель прибора. Это была электронная система Таймырова – сапиенсатор, аппарат, который, по его расчетам, должен регистрировать человеческие мысли.
Вчера он ушел из лаборатории поздно вечером, но сапиенсатор так и не заработал. Сегодня предстояло сверить со схемой сборку еще двух блоков прибора. Он открыл дверцу шкафа вторичного усилителя и преобразователя электромагнитных импульсов, стал тщательно проверять путь прохождения сигнала от элемента к элементу. Надобности заглядывать в схему у него не было; он помнил ее наизусть в любое время дня и ночи, как верующий помнит свою молитву. В одном месте переплетение контактов показалось ему подозрительным. Он насторожился. Так и есть: на выходе вторичного усилителя контакты были припаяны неправильно. Брак был таким очевидным, что он удивился, как вообще можно было его допустить.
Обрадованный неожиданной удачей, он не стал вызывать радиомонтажника, а, вооружившись электропаяльником, решил сам устранить недостаток. Когда через несколько минут оба контакта были на своих местах, он остановился в нерешительности перед своим детищем. Наступил самый ответственный момент: что покажет испытание. Теперь, когда возможная причина устранена, станет ли его сапиенсатор реальностью или опять выдаст чистую бумажную ленту? Он был один на один с этим сложным комплексом чувствительных и сверхчувствительных радиоэлементов, транзисторов и микросхем, который несколько месяцев назад существовал лишь в его голове. Наконец подошел к сейфу, встроенному в стену возле книжных полок, и извлек из него пластмассовую коробочку, из которой он взял предмет, похожий на булавку. Приладив «булавку» на внутренней стороне своей шляпы в месте касания последней с затылком, он надел ставший уже необычным головной убор, подошел к аппарату и защелкал переключателями на панели управления. После второго щелчка на панели замигал красный глазок, сигнализирующий, что блок вторичного приемника-усилителя готов к работе, затем загорелись голубой и желтые глазки, свидетельствующие о работе блока памяти и преобразователя биоэлектрических импульсов.
Лицо Таймырова сияло радостью: это уже удача – все блоки работают. Но тут же радость сменилась тревогой и растерянностью: в лаборатории стояла такая тишина, что Таймеров слышал глухие удары собственного сердца. Печатающее устройство молчало, и он никак не мог понять почему. На лице его от напряжения выступили капельки пота. «Да, – вдруг стукнул он себя ладонью по лбу, – хорош изобретатель!» – и стал настраивать в резонанс колебательный контур приемника-усилителя. Он повернул ручку настройки на панели, и внезапный треск печатающего устройства, как взрыв, разрезал тишину. От неожиданности Таймыров отскочил назад, затем, вытирая пот со лба, снова приблизился к сапиенсатору и сквозь стеклянное окошко начал читать бегущие без знаков препинания строки: ЗАРАБОТАЛО ЗАГОВОРИЛО РОДИ-МОЕ ВСЕ В ПОРЯДКЕ ТЬФУ АЖ ВСПОТЕЛ ОТ ТАКОГО НАПРЯЖЕНИЯ С УМА СОЙТИ МОЖНО…
Сомнений не было – сапиенсатор воспроизводил работу его мозга. Он быстро выключил в обратном порядке все тумблеры, снял шляпу и подошел к окну.
В сквере, примыкающем к институту, молодая женщина с тонким, красивым профилем в темных очках сидела на скамье перед фонтаном и наблюдала за тем, как ее малыш лет трех гонялся за голубями по дорожкам. Таймырову вдруг захотелось оказаться на месте этого малыша, но тут же он ощутил, как гигантской силы тяжесть навалилась на его плечи, пригибая к земле, свела лопатки, морозом прошлась по коже, и он всей спиной почувствовал, как замершее позади его детище мрачной тенью нависло над ним. Теперь, когда плод его мысли стал реальностью, способной, покоряясь воле своего создателя, извлекать самое сокровенное из данного людям матерью-природой еще вчера надежного тайника, сделать явным то, чему предназначено быть тайным, чувство ответственности за причастность к свершившемуся открытию рождало в нем растущую смутную тревогу; беспредельный страх охватил все его существо. «Неужели это возможно?» – не верил он самому себе. Никто в этом мире – ни женщина, ни ее малыш – не подозревал, что всего в сотне шагов от них, за его спиной, стоит нечто из металла, минералов и жидких кристаллов, совсем непохожее на них, но в то же время превосходящее их и знающее все, о чем они думают, чего желают, о чем мечтают. Отныне для него могут перестать существовать все их тайны. Он может знать каждый их шаг, предвидеть их сегодняшние и завтрашние поступки. Как люди воспользуются его изобретением? Кому будет служить оно завтра? Беспредельный страх за эту женщину и ее ребенка перерастал в чувство глобальной опасности, грозящей всему миру. Да, он замышлял свое изобретение как сугубо гуманное, обеспечивающее прорыв в науке о человеке, служащее прогрессу цивилизации, но сапиенсатором могут воспользоваться организаторы тотальной слежки, маньяки, жаждущие неограниченной власти над людьми. «Что же делать? Как быть со своим изобретением?» – лихорадочно билась его мысль, ища ответа на возникшие перед ним вопросы. Дело уже сделано и сделано вовсе не для того, чтобы способствовать злу. Таймыров как бы оправдывался перед самим собой, стараясь заглушить страх, не впасть в отчаяние. Логика ученого говорила: «В конце концов, человечество никогда бы не достигло того уровня развития, который обеспечили ему наука и техника, если бы создатели нового боялись, что их изобретение или открытие будет обращено во вред. Тот же нож, придуманный первобытным человеком, может быть орудием смерти в руках убийцы, но может быть и инструментом исцеления в руках врача. Мой сапиенсатор должен служить людям, помогать им создавать, а не убивать». С этими мыслями он подошел к полке с книгами, взял томик Пушкина и бессильно опустился в кресло. Книга открылась там, где была закладка, и взгляд его остановился на пророческих словах поэта:
О, сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух,
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай, бог-изобретатель.
Эти слова навели его на размышления, и он, положив книгу на колени, начал вспоминать, как пришла к нему идея создать машину, способную читать мысли. Еще во время учебы в университете он прочел в одном научном журнале статью об исследовании мозга, она натолкнула его на мысль написать научно-фантастический рассказ об ученом, создавшем машину, читающую мысли. Эта его страсть к сочинительству, как и конструированию различных механизмов, была известна еще в школе. Написанный рассказ остался пылиться среди старых конспектов лекций. А потом он ушел из университета изучать науки самостоятельно. Читал много разных научных статей. И вот снова судьба – в руки ему попалась статья об исследованиях электрофизических процессов мозга в Институте экспериментальной медицины, прочитав которую, он понял, что его фантазии были не так уж далеки от действительности.
